Читать интересную книгу Два процента от Бога. Роман-сказка - Михаил Лекс

– То, что он враг человека – это неправда.

– Да как же так, Иван Иваныч, – возмутился Стефан, – как же это, чтобы Фёдор Михайлович, да вдруг и не враг человеку? Друг что ли?

– Не перебивай, а слушай, – строго сказал Иван Иваныч. – и думай, коли есть чем. Не имей привычки за первое услышанное слово схватиться и выводы делать. Ты суть уясни сперва того, что слышишь. Потом подумай, а после вопи. А то взяли моду, чуть что сразу «Иван Иваныч!». Вот он я и что с того. Тебе-то, что в том? Что ты как нищий на паперти. Мне не преданность твоя нужна. К чертям собачьим она мне сдалась эта твоя преданность. Ты мне нужен, но не просто, а… как преданный сподвижник нужен. Понимаешь? Только тот, что как тогда, первым за мной пошедший. Вспомни, кем был я тогда. Ты во сто крат более чем я выглядел. Но не возгордился, а признал, сам признал правоту мою, а потому и пошёл. Много ты тогда о Фёдоре-то Михайловиче думал? Да ты знать не знал ни его, ни проблем, связанных с ним. Но о себе ты думал, о душе своей. Уже тогда ты смекнул, что лучше тебе душу свою мне отдать. Твоё место никто не займёт, не бойся. Всё твоё завсегда твоим останется. Что положено получишь, а чего не должен снести – того не понесёшь. Повторю, коли прослушал. То, что полагают Фёдора Михайловича врагом человека, то неправда. И человеку и всему остальному – не враг он. Единственно чему враг он – мне и делу моему. А это – большая разница. Отвернись сегодня от меня всё человечество и лучшего, нежели Фёдор Михайлович, друга-то ему не найти. Человек ведь чего хочет? Чтоб сам жив и здоров был, чтобы дети его тоже не жаловались, чтобы сыты были, обуты. Образование чтобы у детей было, какое положено, ну и всё прочее. И с чего Фёдору Михайловичу в том им препятствовать? Незачем. Вот и говорю я, что человеку Фёдор Михайлович не враг. Ссора-то у нас с ним пустячная была. И всё бы ничего, да ни ссора виновата. Виной всему его непринятие того, что я делаю и что именно то, что делаю я, и признано людьми, как абсолютное. Это тебе не бунт подчинённого, какие каждый день тысячами среди людей. Там всё так и должно. Там развитие идёт. Но здесь – нет. Были две абсолютные идеи у человека. Одну идею выражал он, а другую я. И я, как абсолютная идея, победил. Но чтобы победить мне, пришлось воспользоваться вашей помощью. Но наивны те, кто думает, что победа моя над ним была полной. Битва шла за три сокровища. За тело человека, за душу его и за дух. Душа досталась мне. Тела принадлежит Сатане. А дух… – Господь задумался. – А вот дух человека пока никому. Я не за тела человеческие боюсь. Их мне у него при всём желании не отвоевать. Да и он о душе человеческой не сильно печётся. Оба мы нацелены на дух человека. О духе человека все помыслы наши. Вот кто дух человека захватит, то и будет истинным правителем во Вселенной.

– Это как же понимать, Иван Иваныч? – испуганно прошептал Стефан.

– А так и понимать, – криво ухмыляясь, ответил Иван Иваныч. – Тело человека смертно. И душа человека смертна. Бессмертен только его дух. И вот тот, кто духом человека завладеет, то и будет править Землёй. А может даже и не только Землёй, а и… – Иван Иваныч испуганно огляделся по сторонам и даже на верх взглянул, – а и всей Вселенной, – прошептал он, – править будет.

– Это как же понимать, что душа человека смертна? – спросил Стефан.

– А так и понимай, – ответил Иван Иваныч.

– А говорили ведь, что бессмертна душа человека, – в голосе Стефана слышалось отчаяние.

– Говорили, – согласился Иван Иваныч. – Да это когда было?

– А разве с тех пор что-то изменилось? – удивился Стефан.

– Многое изменилось, – ответил Иван Иваныч. – Начать хотя бы с того, что такое понятие, как «последний Бог планеты Земля» появилось. Я появился.

– Ну это понятно, – согласился Стефан, – но при чём здесь душа человека? Неужели от того, что появился ты, душа смертной стала?

– Какой же ты дурак ещё, Стефан, – разозлился Иван Иваныч. – Да душа человека всегда смертна была. Только люди этого не знали. Они и себя запутали, и нас запутали. А мы с Фёдором Михайловичем грызню за эти души устроили. Знали бы за что бьёмся, так может и не мучились бы.

– И всё же я не пойму, – сказал Стефан, – как это возможно, чтобы душа была смертной?

– А так и возможно, – зло ответил Иван Иваныч, – что душа человека – это не более чем его эмоции. А эмоции человека напрямую зависят от его способности мыслить. А мыслит человек с помощью памяти. А память – это мозг. А мозг – это не более чем набор тех или иных материальных клеточек. Вот и выходит, что душа человека не многим отличается от его тела. Умирает тело, умирает мозг, а с ним умирает и вся накопленная информация, а с информацией и память, а нет памяти – нет и эмоций. Души, стало быть, нет! Понял теперь?

– А Вы уверены, что вся накапливаемая информация хранится в мозгу, а не в душе человека? – спросил Стефан.

– В том-то всё и дело, что в душе вообще нет никакой информации, – ответил Иван Иваныч. – Одни эмоции и ничего более. А информация… – Иван Иваныч снова испуганно огляделся. – Что касается информации, то часть её в мозгу, а часть… – Иван Иваныч снова испуганно огляделся и перешёл на шёпот, – а часть дух человеческий хранит. Та информация, что в мозгу, – это так, хлам один. А вот та, что духом человека накапливается – вот это уже серьёзно. Всё, что касается способности человека порождать идеи и воплощать их в реальность – всё это его дух в себе хранит. Понимаешь теперь, за что мы с Фёдором Михайловичем бьёмся-то?

Сегодня я заметил, что на Земле кого не попади врагом моим кличут. Глупость всё это. Один враг у меня есть – Фёдор Михайлович, а других нет. И не надо путать убийцу с врагом моим. Убийца человека, убийца тел – он первый враг ни мне, а Фёдору Михайловичу. Тела – это его. Я и спросить не успею, а если и спрошу, то во вторую очередь. Но в первую очередь он, сам Фёдор Михайлович и спросит. И накажет. Да так накажет, что мне потом и наказывать уж вроде как непозволительно. Да и наказание моё для виновного раем будет, по сравнению с тем, как Фёдор Михайлович наказывает за убийство. Потому что убийство – это тел уничтожение. А все тела ему принадлежат. А мне – только души людские. А дух человека пока ничей. Вернее, чей… – хитро так произнёс Иван Иваныч. – Дух человека пока что самому человеку и принадлежит. За него и идёт у нас сегодня главная битва.

Знаешь, что такое дух человека? Дух человека – это то, что и есть смысл его и смысл жизни его, что определяет высшие цели и самые грандиозные мечты человека. Вот что такое дух человека. И вот если в этой войне мы победим, то считай, что нам принадлежит тогда вся Вселенная. Вот тогда только и можно будет по-настоящему расслабиться. А сегодня расслабляться никак нельзя.

Духом человек крепок, душою и телом слаб и мёртв. Не он над телом и душой хозяин, но тело или душа над ним. Не потешит тело своё человек вовремя, не испытает положительные эмоции, так и не человек уже. А Фёдор Михайлович и я тут ему и поможем. Фёдор Михайлович своё подсунет, а я своё. Равновесие пока что между нами. Так было и раньше, так есть и сейчас.

Не Фёдор Михайлович сегодня войны на Земле начинает. Войны эти ему самому поперёк глотки. Их дух человека начинает. Тела – это не звери, не животные, как их путают некоторые учёные сегодня. Животный мир – осмыслен и целеустремлён. Животный и растительный мир ведёт напряженную работу в деле воспитания духа. – Иван Иваныч снова задумался, вспоминая прошлое, – мы ведь не сразу с Фёдором-то Михайловичем поссорились. Даже после того, как меня, как абсолютную идею предпочли люди, и когда все их души оказались у меня, даже тогда мы ещё некоторое время в добрых отношениях были. И когда увидел он человека, преображающегося под меня, то сперва обрадовался, он-то, паразит, всегда знал, что и душа человека смертна и во многом зависит от тела. Но промолчал. Думал, что я так и не узнаю, а он втихую дух человеческий и возьмёт себе. Обрадовался тому, что я в неведении был. Носился как угорелый взад и вперёд, не знал, чем от радости своей мне угодить. Но потом, когда осознал, что и я всё знаю и к духу человека прицениваюсь, вот тогда ему хреново-то и стало.

Он ведь когда стал хозяином над телами, думал, что я не на вечную жизнь посягаю человека, а только радость хочу в души людей вселить. А когда узнал, что ничего этого не будет, что и радости я людям не дам, и что ещё и на вечное рабство хочу человека к себе забрать, очень рассердился. Рабовладельцем меня назвал. Идиот. Он думает, что только он хочет быть хозяином во Вселенной. Шиш ему, – Иван Иваныч подсунул под самый нос Стефана здоровенный кукиш, – с маслом. Вечен только дух его, а душа и тело – это инструменты творчества на короткий период. А человек рано или поздно всё равно окажется у кого-нибудь из нас в рабстве. И либо он будет у меня, либо у Фёдора Михайловича. Третьего не дано.